☰ Меню

Путешествие к истокам и обратно. Опыт погружения в юнгианском анализе

Путешествие к истокам и обратно. Опыт погружения в юнгианском анализе

Если вспомнить древние представления о творении мира, то в большинстве космогонических систем мир создается из хаоса, затем появляются противоположности, как правило, небо и земля, или их символические аналоги. Этот процесс творения мира также похож на процесс становления человека, в котором постепенно сознательное, рациональное начинает отделяться от бессознательного, иррационального. Это также проявлено в том, как, постепенно переключаясь на интеллект, человек меньше полагается на свои чувства и ощущения. В современном мире люди, по большей части, склонны доверять тому, что можно увидеть или проверить, часто обесценивая то, у чего нет видимой основы. Однако при этом, парадоксальным образом, в мире появляется все больше и больше интереса к иррациональному, непознанному, непонятному. Эта тенденция познать непознанное в какой-то мере отражает наше стремление вернуться к тому, что было до появления рационального.

Стремление вернуться к «истокам» Юнг и многие его последователи считали необходимым для того, чтобы разрешить те трудности и конфликты, с которыми человек сталкивается в текущей жизни. Однако под истоками можно понимать совершенно разное. Фрейд, например, предлагал исследовать реальные события прошлого и в них искать ответы на свои вопросы. Юнг, не отрицая важности событий прошлого, все же был не так буквален. Возвращение к истокам во многом было возвращением к тому мировосприятию и ощущению, которое было свойственно человеку изначально. В анализе такое возвращение мы часто называем регрессом. Однако здесь имеется в виду не только тот регресс, при котором человек эмоционально возвращается в какой-то более ранний возраст и проживает те эмоции, которые не смог прожить когда-то давно. Этот важный аспект работы с детством клиента, конечно же, проживается в юнгианском анализе. Но речь также идет и о регрессе, в котором мы возвращаемся к тому бессознательному состоянию, в котором все едино и смешано, то состояние, которое было у человека до рождения и в первые месяцы жизни, а у человечества в самом начале существования.

Юнгианский аналитик Эрих Нойманн, ученик и последователь Юнга, в своей работе «Происхождение и развитие сознания» подробно исследует то, каким образом человеческое сознание рождается из бессознательного, как выделяются эти противоположности, как они закрепляются. И как в дальнейшем человек стремится вновь соединить то, что было когда-то разделено, но уже в совершенно ином качестве.

Итак, основная идея Нойманна заключается в том, что отдельный человек в своем психическом развитии проходит через те же стадии, через которые проходило все человечество. Это похоже на то, как человеческий эмбрион в своем развитии также проходит различные стадии эволюции живых существ. На первой стадии человеческое сознание еще не существует, оно тесно слито с бессознательным и пребывает в нем. Мир един. И мы слиты с ним. Подобные ощущения растворения бывают у людей в измененных состояних сознания, во время оргазма или мистических переживаний. Для младенца этим миром первоначально является мать, а для человечества — природа, кормящая и дающая тепло и жизнь.

Постепенно по мере развития человек все больше ощущает свою зависимость от природного мира, и его отношение становится более сложным. Теперь природный мир не только питающий и дающий, но и отнимающий и уничтожающий. Для ребенка тоже в определенный период жизни материнская фигура становится противоречивой, не только хорошей, но и плохой. Проживание зависимости — это сложный этап в отношениях человека с миром, а ребенка с матерью. И от того, как проходит этот этап, зависит и то, каким человек станет после этого. Если этот период преодолен успешно, то следующий этап — это укрепление сознания и дальнейшее его развитие, когда человечество выходит из-под власти тотального бессознательного и все больше укрепляется в мире сознания, двигаясь в отцовское — туда, где закон и порядок главенствуют над всепроникновением и растворением материнского. Очень важно здесь не забывать, что под материнским и отцовским имеются в виду принципы, а не конкретные люди. Материнский принцип — это принцип водный, текучий, всепроникающий, растворяющий, в котором нет воли и героического, а есть соединение и смешение. Отцовский принцип — это принцип закона и логоса, в котором существует разделенность, понятность, упорядоченность, ориентация на достижение и активность.

Мать здесь представляет собой бессознательное и бесформенное, тогда как Отец — сознание и структуру. Важной идеей в юнгианской мысли является идея о том, что для решения глубоко спрятанных личностных конфликтов человеческой психике необходимо снова вернуться в свое изначальное состояние, так как оно является состоянием наивысшей потенциальности, когда все возможно. Юнгианские аналитики часто называют это «возвратом к матери», имея в виду не столько буквальную мать, сколько вышеупомянутый материнский принцип. Такой возврат позволяет пережить еще раз всю полноту совершенно разных чувств, которые в тот период имели равное право на существование. Этот процесс похож на образ сгорающего Феникса. Наше сознание сгорает и превращается в однородную серую массу, из которой постепенно воссоздается заново. Но это пересобирание не является просто повторением, теперь это уже другое видение, другое восприятие, новая личность.

В период сильного погружения в бессознательное человек сталкивается с очень трудными чувствами, все те страхи и переживания, которые когда-то были оставлены позади, снова актуализируются. В сновидениях к человеку часто возвращаются давно забытые образы прошлого, люди, события. Даже сны, которые снились когда-то давным давно, могут снова вернуться. Чем глубже погружается человек, тем больше в его сюжетах появляется коллективных образов, универсальных символов, различных животных, пугающих существ, природных стихий. Часто присутствует много воды, которая как будто проникает через сновидческую реальность и растворяет сознание человека.

Прожить эти периоды очень непросто, так как они сталкивают человека с тем, что он хотел бы забыть. В этот момент очень важно сохранять контакт с реальностью и не выключаться из повседневной жизни. Именно укорененность в жизни позволяет пройти через этот период. Больше, чем раньше, необходимо обращать внимание на реальные вещи, которые происходят в жизни, и не отказываться от ежедневных дел.

Для иллюстрации происходящего в этот период мне больше всего близок образ Одиссея, которому пришлось привязать себя к мачте, а своей команде заклеить уши воском, для того, чтобы пережить пение сирен. Сирены — это образ безумия, приходящего к нам в виде оживающих пугающих или манящих голосов, желаний, чувств, ощущений. Это наши самые большие страхи и самые травматичные события. Мы не хотим слышать эти свои голоса, которые рассказывают нам что-то невыносимо страшное или просто неприемлемое о нас самих или о том, что с нами случилось. И это стремление не слышать является очень естественным, так как это и правда небезопасно. Тот, кто слышит пение сирен, может сойти с ума. Именно поэтому нужно быть «привязанным» к мачте корабля, быть устойчивым, чтобы эти голоса не унесли. В юнгианском анализе аналогом такой привязки к мачте является аналитическая рамка. Надежный контакт с аналитиком, регулярность встреч, оплаты и фиксированность времени позволяют удерживать границы, в рамках которых возможна встреча с теми силами, которые активизируются в психике. В этот период мы сталкиваемся с тем, что нам кажется в нас самих безумным, мы можем почувствовать себя ненормальными или больными, однако же этот процесс чрезвычайно важен. Нужно пройти через то, что мы считаем безумным в себе, для того, чтобы выйти из этого другим человеком. Прожить свое безумие — это во многом вернуть себе важную часть себя.

Французский психоаналитик Анри Бошо в своей книге «Эдип, путник» рассказывает историю Эдипа после того, как он ослепил себя. Большинство из нас помнит историю Эдипа, ставшую бессмертной, благодаря Фрейду и Эдипову комплексу. Эдип, как и было предсказано когда-то оракулом, убивает своего отца и женится на собственной матери, не зная об этом. Когда же ему открывается правда, он не может вынести ее и ослепляет себя. С юнгианской точки зрения мы смотрим на этот миф как на попытку избежать судьбы, которая закладывается в нас нашей историей. Юнг писал о том, что внутренние события, которые нами не осознаются, воспринимаются нами как судьба. Мы повторяем в жизни те истории, которые никак не можем пережить, которые по-прежнему активно присутствуют в нашем внутреннем мире. Попытка уйти от себя все равно приводит человека к повторению тех же сценариев, пока он не сможет признать то, что именно что-то внутри него самого ведет к их повторению. Тогда, подобно Эдипу, он перестает смотреть вовне и заглядывает, наконец, внутрь. Мотив ослепления часто трактуется юнгианскими аналитиками как обретение внутреннего зрения. В романе Анри Бошо Эдип говорит: «Я должен понять, куда идти. И каждый шаг открывает мне это. Чтобы выжить, я должен был потерять зрение. С тех пор меня ведет мое безумие — и я следую за ним».

Опыт юнгианского анализа бросает человеку вызов встречи с самим собой, про которую Юнг говорил как про «одну из самых неприятных». И это встреча с собственной безумной стороной, которую мы не только должны принять, но и довериться ей. Испытание доверием перед лицом неизвестности — вот что такое юнгианский анализ лично для меня. Идти за своим безумием, за тем, что больше всего пугает, доверять себе и другому в этом очень личном и глубоком путешествии — это погружение на самое дно, к своим истокам. Но одновременно с этим это и новый подъем с глубины на поверхность, в результате которого человек переживает второе рождение, рождение в зрелость.

автор Элина Соболева